Так как Господь сказал, что три части посеянного погибает, а одна спасается, да и в самой спасаемой бывает великое повреждение, то, предупреждая вопрос учеников: кто же и в каком числе будут верные? уничтожает их страх, обращая их к вере притчею о зерне горчичном, в которой показывает, что проповедь распространится повсюду. Поэтому-то и предлагает весьма подходящий к предмету речи образ горчичного зерна. «Которое, хотя меньше всех семян, — говорит Он,— но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его» (Мф.13:32). Этим Господь хотел показать образ распространения проповеди. Точно то же самое, говорит Он, будет и с проповедью. Хотя ученики Его были всех бессильнее, всех уничиженнее, но так как сила, в них сокровенная, была велика, то она распростерлась по всей вселенной (Беседы на Евангелие от Матфея. Беседа 46).
Подобно Царствие Небесное зерну горчичному». Но кто-нибудь из слушателей скажет: «Как это одно и то же является и Царством Небесным, и зерном горчичным, и великим, и малым — в одно и то же время?» По безмерной любви к своему созданию Он бывает для всех всем, чтобы спасти всех. Он был Богом, как конечно и есть, и будет по Своей природе, и делается человеком ради нашего спасения. «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» (Рим. 11:33). О, Зерно, через которое мир сотворен, которым тьма рассеяна и Церковь воссоздана! Это Зерно, вися на Кресте, такой возобладало силой, что, будучи само в узах, единым словом разбойника подъяло с древа крестного и ввело в рай сладости; это Зерно, пронзенное копьем в ребро, источило жаждущим питье бессмертия; это Зерно горчичное, снятое с древа и положенное в саду, всю поднебесную осенило своими ветвями; это Зерно горчичное, будучи положено в саду, корни свои пустило в ад и оттуда извело души и на третий день привело их на небо; это Зерно горчичное, будучи сокрушено на дереве, врага нашего змия поразило и помрачило и, пробудив от сна ад, принудило его вернуться в то место, которое ему отведено (На слова «подобно есть царствие небесное зерну горушичну», Мф. 13:31).
Царство Небесное это есть проповедование Евангелия и уразумение Писания, ведущее к жизни, а также и то, о чем говорится иудеям: Отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его (Мф 21:43). Итак, этого именно рода царство подобно зерну горчицы, которое человек взял и посеял на поле своем. Под человеком, который сеет на поле своем, весьма многими понимается Спаситель, потому что Он сеет в душах верующих. Другие понимают самого человека, сеющего на поле своем, то есть в себе самом и в сердце своем. Кто есть тот, который сеет, как не наши дух и чувство, которые, принимая семя проповеди и согревая посеянное влагой веры, дают ему силу пустить росток на поле груди своей. Учение евангельское есть самое краткое (minima) из всех учений. На первый взгляд оно даже как будто не имеет возможности внушить доверие к своей истинности, проповедуя, что Бог есть человек, что Бог умер, и проповедуя о соблазне [для всех] - кресте. Сравни учение этого рода с учениями (dogmatibus) философов, с книгами их, с блестящим красноречием, с изысканностью слога их речей, и ты увидишь, насколько меньше прочих семян посевы Евангелия. Но когда те учения возрастут, то не обнаруживают в себе ничего затрагивающего, пылкого, жизненного; в них вскипает только вялое, изможденное, слабое и быстро производит злак, траву, которая быстро же и засыхает, и пропадает. А эта проповедь [то есть проповедь Евангелия], кажущаяся вначале незначительной, когда она посеяна, - в душе ли верующего, или во всем мире, - не превращается в злак, а вырастает в целое дерево, так что птицы небесные, - под которыми мы должны подразумевать или души верующих, или силы, непрестанно занятые служением Богу, - приходят и живут в ветвях его. Под ветвями евангельского дерева, вырастающего из зерна горчицы, мне кажется, нужно понимать различие догматов, на которых успокаивается каждая из вышеуказанных птиц. Возьмем и мы крылья голубя (Пс 54:7-9) чтобы, возносясь в высоту, мы могли жить на ветвях этого дерева и устраивать себе гнездышки из учений, и, убегая земного, спешить к небесному. Читая о зерне горчичном, меньшем (из) всех зерен, и о том, что ученики говорят в Евангелии: Господи, умножь в нас веру (Лк 17:5), а также и ответ Спасителя им: Господь сказал: если бы вы имели веру с зерно горчичное и сказали смоковнице сей: исторгнись и пересадись в море, то она послушалась бы вас (Лк 17:6), многие думают, что или апостолы просили малой веры, или Господь был в сомнении относительно их малой веры, хотя, как известно, апостол Павел веру, сравненную с зерном горчицы, считал величайшей. В самом деле, что говорит он? Если я буду иметь всю веру, так что мог бы и горы переставлять, а любви не имею, то это для меня нисколько не полезно (1 Кор 13:2). Таким образом, то, что по слову Господа совершается верой, подобно горчичному зерну, по учению апостола, может осуществиться только верой во всем ее объеме (Толкование на Евангелие от Матфея).
Царством Небесным здесь называет учение (λογος) веры, как залог Царства Небесного. Уподобляет же его зерну горчичному, потому что оно сеялось в кратких и немногих словах, так как ученики вначале не могли вместить большего. Поэтому и пророк некогда назвал его сокращенным словом (Ис. 10, 23). Но будучи возделано, оно возрастает напоением Божественного Духа, превосходит всякое другое учение и является выше всех. Этою притчею Господь предсказывает возрастание проповеди (евангельской). О человеке сеявшем и поле мы сказали уже в предыдущей притче. Полем называется мир и по той еще причине, что в нем сеется и возделывается разумное семя.
Притча обозначает и рассказ: положил еси нас в притчу во языцех (Пс. 43, 15); иногда – загадочную речь: уразумеет же притчу и темное слово (Прит. 1, 6); и – подобие, как предлагаемые здесь притчи; кроме того – иносказательную речь: Сыне человечь, повеждь повесть и рцы притчу на дом Израилев… орел великий, великокрилый…, называя орлом царя ассирийского (Иез. 17, 2, З); наконец – означает и образ, когда, напр. ап. Павел (Евр, 11, 19) говорит об Аврааме, что он, приняв обетования, принес в жертву своего единородного сына; темже того и в притче прият, т.е. в образе…
еже малейше убо есть от всех семен: егда же возрастет, более (всех) зелий есть
«Еже», т.е. семя, самое малое по своему количеству, но самое большее по качеству, или силе; посему оно и возрастает в величину. По подобию этого семени и ученики, будучи небольшим стадом, возросли в бесчисленное.
и бывает древо, яко приити птицам небесным и витати на ветвех его
Это сказал для доказательства величины и крепости его. Некоторые под ветвями учения веры разумеют верующих людей, в которых обитают птицы неба, т.е. Ангелы, охраняющие их. Другие же говорят, что ветви – это добродетели, которые обыкновенно взращивает учение веры; птицы же – это возвышающиеся над земными делами, крыльями ума поднимающиеся на высоту знания и устремляющиеся на небо (Толкование Евангелия от Матфея).
У Матфея и у Луки притчи о горчичном зерне и о закваске идут рядом и объединены общим смыслом. Обе эти притчи объединены темой роста. Из малого (зерна, закваски) вырастает большое (дерево, тесто). Эти образы были понятны и они связаны с общей темой этой серии притч: распространение Царства. Оно начинается с чего-то небольшого, неприметного, и потом разрастается и становится значимым для окружающих.
Две детали могут вызвать недоумение у современного читателя. (1) Семя горчицы названо самым малым, и (2) выросшая горчица называется деревом. Оба недоразумения снимаются, если принять во внимание жанр, в котором записана эта история. Притча не является уроком по естествознанию, ее задача — создавать в голове у слушающих простые запоминающиеся картины.
Малость семени - понятный образ, если учесть те культуры, которые высаживали жители древнего востока. Семя горчицы широко использовалось в комментариях еврейских раввинов для обозначения чего-то крохотного (см. Samuel Tobias Lachs. A Rabbinic Commentary on the New Testament: The Gospels of Matthew, Mark and Luke. Hobboken, N.J.: KTAV, 1987, стр.225) и вошло в пословицу. Отсюда, вероятно, и сравнение минимальной веры с горчичным зерном (Мф. 17:20).
Второе несоответствие связано с терминологией. В русском переводе для обозначения растения горчицы используется то термин «злак», то «дерево». И если вопрос со злаком решается просто: основным значением слова λαχάνων является все же не злак, а огородное растение, овощ, зелень или овощной рынок (Дворецкий И. Х. Древнегреческо-русский словарь: 1958 г.), то с деревом несколько сложнее.
Некоторые толкователи пытаются выстроить теории основываясь на несоответствии языка этой притчи современной научной терминологии. Так в комментарии к «Восстановительному переводу» Уитнеса Ли подчеркивается, что: «Горчица — это однолетняя трава, а дерево — это многолетнее растение». И на основании этого наблюдения притча превращается в историю о том, как церковь исказила свою природу и предназначение. Согласно этому толкованию, притча говорит о том, как во времена Константина, церковь отступилась и наполнится ложными верующими. Вместо однолетней горчицы, которая не должна рассчитывать на длительную стабильность, она превратилась в дерево с разросшейся структурой (ветвями), в тени которых находят убежище порочные люди и вещи (птицы).
Но важно помнить, что наша классификация биологических видов берет свое начало в 18 веке. Поэтому круг значений слова δένδρον (дерево) в первом веке лишь частично совпадает с современным. Это слово могло относиться к любому более-менее высокому растению. И черная горчица (brasica nigra), вырастающая до 2-3 метров, вполне попадала под это определение. Также спокойно плодом хорошего дерева в Лк.6:43-44 назван виноград, а терновник и кустарник являются иллюстрацией дерева плохого. Да и сейчас, в речи вполне допустимо использовать термин «дерево», например, для описания растений из рода банановых или бамбуковых, которые, с точки зрения научной классификации деревьями не являются.
Подобные толкования игнорируют и главный подход к пониманию притч: стремиться понять то, как должны были услышать ее прямые адресаты. Христос не писал книгу для нас, но говорил притчи конкретным людям, которые Его окружали. Слушающие Христа иудеи еще не знали ни о церкви, ни о ее будущей истории. Также их не смущало, что после 18 века термин «дерево» будет использоваться в гораздо более узком значении.
Подтверждением того, что преобразование растения из однолетника в дерево не является главной темой притчи может служить вариант ее изложения Марком (4:30-32). В своем изложении этой притчи Марк вообще не использует слово δένδρον . Только упоминает, что растение становится «больше всех злаков». Таким образом изменение природы, никак не может являться для писателя той темой, которую он хочет раскрыть.
Христос пытался создать в головах слушающих образ раскрытия заложенного потенциала. Того, как из малого вырастает большое. Из незначимого появляется то, что влияет на многих (птицы, которые находят приют в ветвях).
И у Матфея и Луки эта притча звучит в контексте других притч о Царстве небесном (Божием). Образ разрастающегося дерева, которое представляет собой царство, не является чем-то новым. Подобные картины уже встречались в Псалмах и у пророков Ветхого Завета. Почти такими же словами Иезекииль (17:23) описывает будущее возрождение и величие Божьего народа. А Даниил (4:17-19) истолковывает Навуходоносору видение, которое должно указать на временное величие Вавилонской империи.
В работах отцов и учителей церкви не найти ни малейшего смущения по поводу такого понимания. Их разночтения состоят лишь в том: что является этим семенем: проповедь, церковь или Сам Христос? Но, как замечает Клайн Снодграсс: "Кто-бы что ни говорил по второстепенным вопросам, в притче Иисус описывает присутствие Божьего Царства в собственном служении, даже если окружающие не всегда это признают, и говорит о своей твердой уверенности в том, что однажды Царство явится во всей полноте" (Клайн Снодграсс. Притчи Иисуса. Полный путеводитель по притчам Иисуса Христа. Мирт 2014. Стр. 358).